Почему российская медицина никак не может выздороветь

Квоты Минздрава на высокотехнологичное лечение, например в онкологии, составляют 100 тыс. рублей. А одна только операция по удалению опухоли, не считая химиотерапии и других лекарств, стоит от 220 тысяч. Плюс дорогостоящие препараты на послеоперационный курс. В итоге набегают неподъёмные для пациента суммы, которые делают бессмысленными усилия хирургов.

Крахом реформы называется ситуация, когда долго не видно улучшений. С медициной в России всё куда хуже: спустя семь лет «курса на модернизацию» работой системы довольна всего треть жителей крупных городов, а в 2011 г. таких насчитывалось 43%. Ничего удивительного: нет никакой реформы – идёт борьба за власть между чиновниками Минздрава и врачебным сообществом. Инициатива пока у чиновников: под видом модернизации они навязывают свои правила игры. На кону 5% ВВП, и с виду абсурдные решения, призванные ослабить конкурентов, рикошетом бьют по пациентам.

К примеру, согласно подписанному Медведевым Закону «Об основах охраны здоровья граждан в РФ», чтобы забрать органы у трупа, не нужно согласия человека при жизни. А чтобы пересадить эти органы другому больному, согласие необходимо. И трансплантолог, спасающий чужую жизнь, часто рискует своей свободой.

Квоты Минздрава на высокотехнологичное лечение, например в онкологии, составляют 100 тыс. рублей. А одна только операция по удалению опухоли, не считая химиотерапии и других лекарств, стоит от 220 тысяч. Плюс дорогостоящие препараты на послеоперационный курс. В итоге набегают неподъёмные для пациента суммы, которые делают бессмысленными усилия хирургов. По словам главы НИИ неотложной детской хирургии и травматологии Леонида Рошаля, за ребёнка, который лежит в реанимации с тяжёлой сочетанной травмой, больница получает деньги только за один месяц лечения в размере 110 тыс. рублей. Хотя он может лежать 2–3 месяца, и врач вынужден выпрашивать на него деньги у спонсоров. С другой стороны, если человек пролежал в больнице меньше двух дней, страховая компания вообще не оплачивает его пребывание. И многие медики по три недели держат в стационаре пациента с воспалением лёгких.

Система Минздрава начала поворот спиной к пациенту не после распада СССР, как принято считать, а в 1970-е годы. Тогда возросли ставки профессорско-преподавательского состава – завкафедрой получал 500–600 рублей. Как следствие, выпускники вместо областных больниц ринулись за карьерой в аспирантуру, и началось формирование медицинской номенклатуры: профессорских кланов, в которых никто не нюхал клинической практики. Как и чему они учили студентов – вопрос риторический, но уровень подготовки врачей деградировал. При этом практикующие специалисты в 1990-е годы преподавать уже не стремились – уровень доходов в медвузах упал.

В результате сложилась вертикаль, в корне отличающаяся от европейской или американской. Лечащий врач в российской больнице напрямую зависит от завотделением, а тот – от главного врача. Больница является бюджетным учреждением, их руководство назначает Минздрав или губернатор. На Западе всё наоборот: лечащий врач – это соль земли. Он может игнорировать советы завотделением, касающиеся лечения, потому что зав – не начальник, а администратор. Обычно у больницы есть попечители из спонсоров и почётных граждан, и министерство не может выкинуть главврача, к которому у них нет претензий. Да и финансирование лечебниц менее централизованное: большинство денег идёт от выплат по страховкам граждан. Во Франции или Великобритании минздравы занимаются только финансами, а медицинские вопросы решают профессиональные объединения.

Мировые стандарты в организации здравоохранения означают, что врач становится самостоятельным юридическим лицом со своей лицензией, которому предоставляют оборудование и условия для работы. Врач должен только лечить пациентов, а чтобы ухаживать за ними, подготавливать лекарства и процедуры, делать всю бумажную работу, к его услугам по 6–8 медсестёр и парамедиков. Врачебное самоуправление состоит в том, что медики сами определяют квалификационные требования, оценивают уровень профессионализма коллег, устанавливают стандарты. А Минздрав занимается только финансами.

Реформа здравоохранения должна быть радикальной. В противном случае система сама выстроится в непредсказуемом режиме, – говорит президент Общества фармакоэкономических исследований профессор Павел Воробьёв. – В основе модернизации должны лежать потребности пациента, а все решения должны быть системными, т.е. надо учитывать экономику, технологию, кадры. Вместо квот пусть появятся прозрачные очереди, регулируемые медицинскими аспектами, а не социальными или финансовыми. Финансирование стационаров должно вестись по законченному случаю: пролечил, выписал – получи.

Чтобы запустить реформу, где врач будет независимым лицом со своей лицензией, нужно для начала вырастить таких специалистов. А в России медики по-прежнему учатся в два раза меньше, чем в США, да и эффективность этого обучения разная. По данным доклада «Здравоохранение в России» за 2010 г., 85% российских врачей не видят никакого смысла в последипломном образовании, так как оно реально не влияет на профессиональный и материальный рост. Существующая система работает для себя самой, в ней нельзя, например, научиться оперировать, в ней не задействованы научная работа, публикации и выступления врачей. «Категория», за которую медик получает надбавки, привязана не к образовательному процессу, а к стажу работы. И «врач высшей категории» может оказаться безграмотным и опасным для пациента.

Чиновники отвечают на реформенные настроения двумя контрударами: оптимизацией и переаттестацией. Первая подразумевает сокращение числа больниц и фельдшерских пунктов, главным образом в провинции. Кроме того, сокращается количество ставок, позволяющих медикам совмещать обязанности и больше зарабатывать. Например, в Красноярском крае ставки хотят сократить на треть, в Москве – наполовину. По словам главы красноярского минздрава Вадима Янина, система изначально так придумана, чтобы штатное расписание было пустое и за счёт этого врач мог бы подрабатывать. Но если средняя зарплата составляет 10–15 тыс., то это единственный способ сохраниться в профессии. А с началом оптимизации медик стал зарабатывать меньше: в Алтайском крае, например, в среднем на 10–15%. По словам зампреда профсоюза работников здравоохранения РФ Михаила Андрочникова, в некоторых регионах врачи по оплате приравнялись к среднему медперсоналу.

Идея с поголовной переаттестацией врачей родилась пять лет назад, когда ту же процедуру проходили в МВД. Но среди людей в погонах по-прежнему хватает взяточников и садистов. Но их хотя бы можно сажать или увольнять, потому что после повышения зарплат в полицию очередь. А заменить врача просто некем.

http://argumenti.ru